Записки из техно-дома

Вардишвили: Так получается, что в современной Москве техно-диджей-музыкант становится первостатейной звездой.

Забелин: А это мировые тренды. В России, думаю, все началось с «Армы» восемь лет назад, потом возник клуб Monasterio. Это был одновременно союз и противостояние двух больших техно-мест.

Ашман: Сейчас все, что происходит на техно-поле, — это по-прежнему андеграунд. Давайте определимся, чем отличается мейнстрим от андеграунда. Первое — это признание официальных структур и официальных массмедиа. Это интеграция в какие-то большие музыкальные фестивали. А андеграунд — это нормальная европейская история. Относительно небольшие клубы до тысячи человек, которые есть в Нью-Йорке, в Берлине и во всех европейских столицах. Мейнстрим — это фестиваль Alfa Future People и «Нашествие». Это то, что коммуницируется по всем массовым каналам, где аккумулируются большие деньги. Все остальное — андеграунд.

Вардишвили: Сейчас в техно-культуре варится намного больше людей.

Забелин: Мы, кстати, сейчас живем во время, когда слово «гопники» приобрело другое значение, благодаря Гоше Рубчинскому в том числе. Остался только романтизированный образ гопника. То есть мы убираем убийства, драки и все такое, оставляем только честь и доблесть и то, что он за пацанов. Понимаете?

Машков: То есть мы пришли к тому, что сейчас мода на девяностые, на ту культуру, «адики», музон, все остальное.

Машков: Если говорить про популярность техно, то я полностью согласен с мнением. Проявляется некий массовый скачок — мне кажется, что вопрос в менеджменте. Если раньше техно-музыканты работали с небольшими командами и продавались через лейблы вроде Diynamic Music, то сейчас их подбирают огромные агентства. Менеджмент их продвигает, а Россия хавает и хавает. Если менеджмент работает хорошо, то движение будет популяризироваться.

Цодиков: Взлет, о котором вы говорите, идет с середины девяностых годов. Если аж президент страны заказал диджею сделать трек (диджей Грув месте с группой «Мальчишник» для предвыборной кампании Бориса Ельцина в 1996 году написал трек «Голосуй или проиграешь»), ну это говорит уже о некой коммерциализации. И притом до нулевых годов выбор развлечений был не слишком большой, люди ходили туда, где было бодро, активно, где драйв был. Массовых мероприятий от тысячи людей и больше — в девяностые годы их было гораздо больше, чем сейчас, — и в Питере, и в Москве.

Ашман: Я называю это неким бумом. С чем это связано? Просто организовывать подобного рода мероприятия с точки зрения промоутеров стало выгодно экономически. Это самое главное.

Забелин: Я уверен на сто процентов, что интерес к России в мире исходит исключительно из политических моментов. В том числе после украинского кризиса. Сначала появился огромный интерес к украинской сцене, а затем — к российской. Здесь почему-то у нас не присутствуют ребята, которые занимаются проектом «Скотобойня», — вот там находится реальный андеграунд. И они создали субкультуру сами, вот в чем прикол. Я последователь, а эти люди не пытаются транслировать западные идеи, они придумали новую.

Забелин: На техно ходят все. На техно все молодые. Наша целевая аудитория — это 25–35 лет. То есть моя — 25–30, ваша — 30–35. У «Армы» (самая крупная техно-тусовка Москвы) тоже.

Воротников: Младше, гораздо младше. От 18 до 35 лет.

Вардишвили: А изменилась аудитория в «Арме» за последние шесть лет?

Воротников: После прошлого Outline (крупнейший техно-фестиваль России) тусовка выросла раза в три именно за счет аудитории 18–22 лет. Это новое поколение, совершенно другое. Совершенно другая голова, их не научили бояться. Они по-другому видят себя в этом рейве, в этой культуре. У них другая абсолютно степень свободы.

Вардишвили: Филипп Горбачев (всемирно известный техно-музыкант) говорил в интервью про особый, душевный и щедрый русский танцпол. Вы это чувствуете, замечаете, есть такое?

Забелин: За последние два месяца я объездил стран, наверное, десять — серьезно, от Японии и до Исландии. И так, как у нас, люди не отдыхают реально нигде. Сколько я слышал про Японию, что там самая благодарная публика. Прекрасная публика, но она не настолько открытая. Если мы говорим про рейвы в Европе, то все классно, все они визжат, круто тусуются, но им абсолютно без разницы, кто играет и что ты играешь.

Воротников: У нас люди веселятся всерьез.

Ашман: На Outline, бывает, ломятся 14–15-летние детишки. Они другие, мне нравится это поколение. Мне нравится их свобода, мне нравится, что они выросли совершенно в другой экосистеме, и это замечательно. Вопрос в том, не рановато ли им на рейвы.